– Слух о златорогом олене вскоре дошел до Якуба, правителя Дагора. Якуб был страстным охотником. Прослышав о небывалом звере, он взял с собой ловчих и любимых борзых и дни и ночи стал проводить в поисках.
Юджин монотонно и сухо читал легенду по памяти, уставившись в полумрак неподвижными стеклянными глазами. Эту легенду, как и многие другие, он когда-то прочел в Дагоре, в библиотеке, в доме прежней семьи. Множество прочитанных легенд, научных трактатов, историй и сведений навсегда сохранились в его памяти, и кто знает, может быть, это было последнее место, где они теперь хранились. Иногда он думал о Дагоре, размышлял, насколько занесен снегом королевский дворец, замерзла ли вода во рву, окружающем город. Ему представлялись брошенные стылые дома, разграбленные чернью, опустевшие улицы, отданные ветрам и снегу площади. Белоснежный снег покрывал черные остовы Дагора, скрывая страшные следы того, что творилось в городе. Дагор был уничтожен, разграблен и брошен.
– Удача не улыбалась Якубу. То тут, то там крестьяне говорили, что видели златорогого оленя, а Якубу не довелось увидеть собственными глазами и следа от его копыт.
Саэль зашевелился и переменил положение. Укрытый теплой накидкой, он сидел на полу у тлеющих углей. Пламя едва ворочалось в костровище, горстка покрытых слоем пепла углей вокруг огневого камня не могла дать ни тепла, ни света. Фигуру Саэля неровно очерчивали красноватые отблески, сидящий же поодаль у стены Юджин утопал во мраке. Пещера, в которой они нашли укрытие, была узкой длинной расщелиной в горах, уходящей глубоко под землю. Должно быть, когда-то здесь останавливались пастухи, что пасли коз и овец в горах, здесь они прятались от полуденного зноя и дремали в ожидании прохладной ночи. Теперь нужно было призвать на помощь все свое воображение, чтобы вспомнить летнюю жару и наполненный теплом воздух, представить зеленые бескрайние леса, полные птиц и зверей. Великая Зима обрушилась на Мист внезапно, тяжелая, равнодушная, она пришла раньше срока и никому не дала подготовиться к грядущим испытаниям. Холод сковал землю, снег милосердно прикрыл ее мертвую наготу. Снежная буря застала Юджина и Саэля в горах, они нашли убежище в пещере и коротали так уже третий день.
Юджин скосил глаза на Саэля, он ожидал, что, убаюканный его монотонный рассказом, тот уснет и во сне забудется от горьких мыслей об их дальнейшей незавидной участи. Но Айрен ответил внимательным взглядом и попросил:
– Продолжай.
Долгая дорога и холод не прошли для Саэля бесследно, лицо его осунулось и заострилось, губы обветрились, тонкая фигура утопала в ворохе теплой одежды, спутанные белые волосы выбивались из-под шапочки и лежали на плечах, как снег. Но глаза были прежними, хоть и казались больше на исхудавшем лице, в них горела прежняя жизнь.
– Мельник у реки поведал Якубу, что видел златорогого оленя у Темного леса. Про тот лес ходили дурные слухи, и люди старались не приближаться к нему без нужды. Однако Якуб был так ослеплен азартом, что позабыл об осторожности.
Как это похоже на то, что стряслось с Мистом. Забыв о грядущей Великой Зиме, жители беспокоились о повседневном и за суетой не заметили суровой морозной поступи. Правители Кёху были поглощены дворцовыми интригами, и когда стало очевидным, что затянувшиеся холода и есть та самая страшная зима, дворец окончательно погряз в сварах, никто не решался взять на себя ответственность и заняться действительно насущными делами. Надо отдать должное дисциплинированности кёхуанцев. Несмотря на то что их правители большей частью бездействовали, в городе силами простых граждан наладили хранение и распределение продуктов, построили согреваемые магией теплицы. Город принимал беженцев с окраин, и казалось, что трудолюбие кёхуанцев перевесит тяготы наступившей Зимы.
Угроза пришла извне. С севера, с диких земель Киана, надвигались опустившиеся, одичавшие толпы варваров, они бежали от холода и разоряли все на своем пути. Дагор какое-то время противостоял им, пока не пал, раздавленный их натиском. Потом пришла очередь Кёху. Юджин был в рядах народного ополчения, оборонявшего город. Он хорошо помнил тот злосчастный день, когда оборона была прорвана и враг ворвался на улицы. Помнил, как, проломленная тараном, рухнула городская стена, погребая под собой и нападавших, и защитников. Помнил, как под грохот барабанов в последний бой пошли чистокровные драконы, в ярко начищенных доспехах, с длинными плюмажами на шлемах и с развевающимися знаменами на древках – личная гвардия Императора, гордость Кёху. Помнил, как бежал узкими переулками жилого квартала к лазарету, где Саэль занимался врачеванием, а повсюду раздавались крики и плач, из распахнутых окон верхних этажей на мостовую выбрасывали вещи, захватчики торопились грабить город. Помнил, как собравшиеся на площади кёхуанцы разом совершили харакири, чтобы погибнуть с родным городом.
– … помню павший город,
Где мой конь в стенном проломе спотыкался о тела.
Помню, в узких переулках отдавался эхом гулким
Грохот медного тарана войска правого крыла.
Помню гарь несущий ветер, помню, как клинок я вытер
О тяжелый, о парчовый, кем-то брошенный халат.
Солнце падало за горы, мрак плащом окутал город,
Ночь, припав к земле губами, человечью кровь пила.

Опомнившись, Юджин обнаружил, что читает балладу о взятии Кёху, они с Саэлем слышали ее на привале беженцев от безымянного поэта.
– Город мой, ты был скалою, вот и рухнул, как скала! Не воздам Творцу хулою за минувшие дела, – произнес Саэль окончание баллады.
В тот день они бежали прочь, и в их памяти навсегда остался захваченный пылающий город. Взяв только те вещи, что могли унести с собой, Юджин и Саэль ушли в общину кирани в лесах.
Саэль поднялся и медленно пошел вдоль стены, обхватив себя руками и придерживая накидку. Остановился у задвинутого валуном выхода, возле которого нанесло снаружи снега.
– Снег все идет. Я слышу, как воет ветер.
– Да, – помедлив, безучастно отозвался Юджин.
Так же медленно Саэль пошел обратно, несколько шагов вдоль стены к едва теплящемуся костровищу. Юджин отодвинулся глубже в темноту, не желая, чтобы зельевар видел его таким, каким он был сейчас.
Они опоздали, община кирани оказалась пустой. В доме родителей Саэля ждало письмо о том, что кирани ушли на юг в поисках тепла. Родители оставили и немного съестных припасов. Юджин и Саэль тоже отправились на юг. Так началась их дорога, полная лишений и невзгод. Зима окружала их со всех сторон, сдавливала, как в тисках, к холоду оказалось невозможным привыкнуть. Как будто было мало этих лишений, вскоре их, как и остальной Мист, настигла новая беда. Древо Жизни угасало, впадая в спячку, и вместе с ним угасала магия в мире. Не было больше Древа, питавшего мир магией, не было солнца, дарившего тепло – на Мист опускалась бескрайняя безжалостная Зима. Юджину не требовалось ни еды, ни воды, он мог идти, не уставая, ему не нужно было спать в тепле и заботиться о теплой одежде. Единственное, что ему требовалось – животворящая магия Саэля. Которая таяла. Опасаясь навредить хозяину, Юджин брал себе самую малость, и сейчас его никто бы не перепутал с живым существом. Движения его были четкими и резкими, лицо казалось застывшей маской без тени эмоций, взгляд был стеклянным, а голос сухим и отстраненным. Он был тем, кем являлся – манекеном, в котором томилась живая душа. И он прекрасно знал, что Саэль терпеть не может видеть его таким.
Юджин надеялся, что Саэль сядет обратно к костровищу, но тот подошел и встал напротив.
– Если снег не прекратиться, это пещера будет последним, что мы видели в своей жизни.
Мужчина промолчал, не желая поддерживать бессмысленный разговор. Их скудные припасы были на исходе, а пробираться по горам в бурю было равносильно самоубийству. Обиднее всего было то, что они застряли в двух шагах от цели. По упорно ходившим повсюду слухам, именно за горами находились обетованные земли, которые пощадила Зима.
– Юджин.
В голосе Саэля сплелись сразу несколько интонаций. Юджину был хорошо знаком этот тон – колебание, просьба, страх отказа. Едва услышав, даже не дослушав, о чем именно Саэль спрашивает, Юджин был готов согласиться. Тому, с кем делишь душу, жизнь и любовь, сложно отказывать.
– Юджин, стань настоящим.
Тот покачал головой:
– Я и так настоящий.
Это прозвучало как горькая насмешка. Таким, каким он был сейчас, Юджин не чувствовал себя настоящим.
Саэль сел напротив и упрямо заглянул ему в глаза. Магия, от которой отказывался Юджин, вилась вокруг зельевара притягательным теплом. Мужчина невольно отодвинулся.
– Это истощит твои силы, а ветер и мороз закончат начатое.
Он не мог позволить этому случиться. И дело не в том, что на этот раз ему не пережить хозяина, ему не нужна была жизнь без Саэля.
Он ожидал, что Саэль, как и прежде, рассердится и обиженно замкнется в себе. Но зельевар мягко проговорил:
– Ты не понимаешь. – Стянул перчатку с руки и теплыми пальцами обхватил одеревенелую ладонь Юджина. – Ты отталкиваешь меня, когда так нужен. Эти дни могут стать последними в нашей жизни, и я не хочу, чтобы мы тратили оставшееся время так бездарно, сторонясь друг друга.
Привстав на коленях, Саэль придвинулся к Юджину, глядя снизу вверх, глаза его походили на свет приближающихся звезд.
– Прими мою магию, – его теплое дыхание коснулось холодных губ Юджина. – Если нам суждено умереть сейчас, перед смертью я хочу чувствовать тепло твоих рук.
Пальцы Юджина дрогнули, сплетаясь с пальцами хозяина. Мужчина склонился к нему, делая первый вдох за много дней, позволяя животворящей магии проникнуть в тело. Колкие искры побежали по коже, разгоняя застывшую кровь, заколотилось сердце. Накрыв губами губы Саэля, Юджин пил поцелуй, как свежую воду из родника в летний зной, пил и не мог насытиться. То, что влекло его к Саэлю, не было потребностью в магии для продолжение существования. Саэль нужен был ему как жизнь, больше жизни, и никакой другой жизни не нужно было вовсе. И он знал, что Саэль чувствует то же самое.
– Тебе холодно, – пробормотал зельевар, и Юджин потянулся за ускользающими губами.
Саэль стянул с себя накидку и накинул Юджину на плечи, укутывая и себя, и его. Придвинувшись вплотную, без стеснения устроился у мужчины на коленях, прижался к груди.
– С тобой не холодно, – Юджин положил ладонь ему на талию, и зельевар немедленно прогнулся в спине, вынуждая пальцы скользнуть ниже. Обычно скованно стеснительный и робкий, сейчас Саэль недвусмысленно выражал свои желания, не закрывал глаза, не прятался, он неотрывно смотрел на Юджина и встречал каждое ласкающее движение тихим стоном одобрения. Мужчина расчетливо медленно стягивал с него одежду, распутывал завязки штанов, гладил и целовал обнажившуюся кожу. В кромешной темноте пещеры, отрезанной в горах от остального мира, занесенная снегами и закованная в лед, в их теплых ладонях билась жизнь, и пока сплетались их пальцы, с ними была надежда.
Юджин открыл глаза и поднял голову. Саэль спал рядом, прижавшись так плотно, словно и во сне не хотел с ним расставаться. Было непривычно тихо, снаружи не слышался заунывный вой ветра. Снежная буря наконец прекратилась.